ЖАСМИН

...Впервые я встретил Никифорова в Бхилаи. Помню, в то утро стоял густой туман и веселое, весеннее солнце спозаранок принялось за работу. И вот туман дрогнул, стал таять, оседая на землю огромными косматыми клочья-

ми. И, появившись словно из-под земли, поднялись в под­небесье торжественно строгие очертания цехов завода.

Тонко звенит необычная для большой стройки чуткая тишина. И вдруг откуда-то с высоты срывается вяиз песня.

—    Э-э-эй, у-у-ухнем! — заводит густой баритон.

—    А-а-ача, бха-а-ай!*— волной накатывается сразу не­сколько голосов.

—    Еще разик, е-еще-е-е-е ра-а-аз! — размашисто, ра­достно, как поток только что рожденного чугуна, льется с третьей домны.

Поднимаюсь на леса. Работает бригада монтажников. А вот и бригадир.

—    Никифоров Петр,— он щедро улыбается, моя рука тонет в его просторной, похожей на наш придорожный ло­пух, брезентовой рукавице. Низкого роста, узкоплечий, он совсем не похож на тех широкогрудых гигантов-строите­лей, которых обычно изображают крупным планом на по­лотнах с индустриальным пейзажем.

—    О себе рассказывать? Что ж, все очень просто. Строю четверть века. Работал на Украине, на Урале, в Кузбассе. Теперь вот здесь.

Он замолчал, явно устав от своего автобиографического монолога. Вновь добро улыбнулся, кивнул на индийцев, с любопытством прислушивавшихся к нашему разговору.

—    Мои ученики. Отличные ребята! Вот, скажем, Ма-хеш Кумар —- монтажник. А пришел на стройку из глухой деревеньки, паровоз первый раз год назад увидел. Обра­зования почти никакого. Я его неделю уговаривал ботин­ки надеть.

—    Правда, правда Петро говорит,— по-русски встав­ляет Махеш, сияя своими влажными, черными глазами.

—    Сделает что-нибудь не так — заставлю переделать,— продолжает Никифоров.—-